О распорядке дня
Мой рабочий день начинается в 9 и заканчивается в 7 вечера, и это при идеальном раскладе. Так как один из моих клиентов — в Лос-Анджелесе, а разница во времени 3 часа, порой приходится работать до 11 вечера, если же мы запускаем новый продукт, на работе надо быть к 6 утра — чтобы успеть отправить информацию до того, как в Лондоне будет разгар дня. Вот уже 10 лет как и в Москве, так и в Нью-Йорке я работаю журналистом, чаще всего со звездами первой величины кинематографа, искусства и моды. Я стараюсь отводить все звездные интервью на нерабочие дни, но как бы мне порой не хотелось развести свои жизни как журналиста и публициста, порой они идут внахлест друг к другу. К примеру, на интервью со Стивеном Спилбергом я выбегала в обеденный перерыв и буквально бежала 20 улиц — в метро было не попасть, такси было не поймать, а Харви Кайтель и вовсе звонил мне на рабочий телефон и каждый раз аккуратно спрашивал, удобно ли мне говорить. Меня до сих пор поражает, насколько воспитанность актеров прямо пропорциональна их известности; но даже если агент Спилберга к вам на ты - это не значит, что надо расслабиться, а журналистские связи я никогда не использую как публицист — умение разграничивать невероятно важно.
Самое« горячее» время для меня — весна и осень. Весной проходит много интервью, Tribeca Film Festival, а также кинофестиваль Lower East Side Film Festival, над которым я работаю вот уже несколько лет. Осенью начинаются нью-йоркский кинофестиваль и Сomic Сon, из-за которых я буквально лишаюсь сна. В это время я обычно прихожу домой в 10 вечера, ложусь спать на пару часов и после полуночи работаю несколько часов над статьей, сплю еще несколько часов и снова иду на работу, фестиваль и интервью.
Календарь журналиста и публициста мало что имеет общего с реальными датами. К примеру, в июле или августе многие отправляются на пляж, в деревню к бабушке собирать урожай, а я тем временем, как журналист, начинаю писать тексты и интервью для зимних номеров. Например, в разгар августовского зноя(+40 и с влажностью в 90 процентов) я спрашивала у Мэтью МакКонахи о его планах на Рождество. А как публицист, писала о костюмах к Хэллоуину и идеях для подарков на предстоящие Новый год и Рождество.
О продуктивности
Совмещая несколько карьер, прокрастинировать практически не удается. Я, к примеру, использую любую свободную минуту для работы: еду на работу в метро — отвечаю на рабочие письма, отправляю сообщения по Фейсбуку или Вотсап; жду кофе — составляю план на день; еду на мероприятие по работе на такси — чтобы не терять время, пишу вопросы для интервью, исследую рынок; жду, пока в ландромате постираются вещи — пишу заход к статье, словом, вы поняли. В последний раз умудрилась отвечать на рабочие письма, пока мой дантист, доктор Уманов, в 8 часов вечера в пятницу избавлял меня от кариеса. Я не перфекционист и спокойно воспринимаю критику к своей работе и статьям, в моем почтовом ящике 24934 письма, каждое новое утро приносит еще около 150 непрочитанных писем — у многих людей это вызывает раздражение, я же к этому привыкла!
Время для себя
Свою журналистскую карьеру я считаю своего рода« отпуском»: у меня есть определенная свобода творчества и есть возможность выбора — все это я очень ценю, но даже в такой работе иногда надо брать перерыв. Летом для меня это возможность пару раз выбраться к океану и походить под парусом, зимой — нацепить коньки и бежать в Центральный парк; но, как ни странно, именно кино — мой лучший отдых. Я часто хожу в кинотеатр по ночам — сижу одна в пижаме и смотрю фильм до 2−3 утра. Моя лучшая подруга в настоятельной форме попросила меня брать иногда перерывы и рефлексировать по полчаса каждое утро за чашкой кофе: просто смотреть в окно и думать о чем-то отстраненном, не теребить телефон, не проверять ежедневник — это было два года назад, присесть пока так и не удалось, но я этому рада. Если вы когда-нибудь оставались безработным, без возможности купить билет на метро или позволить что-то на обед, кроме как тосты — этот« голод» по работе будет вам понятен.
“Я всегда беспокоюсь о людях и о том, как они используют плиты”, – призналась актриса журналисту Allure Дэвиду ДеНиколо, которого пригласила в свой дом, где недавно закончился ремонт.
В интервью в ноябрьском номере звезда рассказывает, что с 19 лет страдает обсессивно-компульсивным расстройством. Это психическое заболевание, синдром навязчивых состояний, когда у человека появляются обсессии – непроизвольные навязчивые мысли, от которых он пытается избавиться с помощью таких же навязчивых действий – компульсий.
Один из навязчивых страхов Аманды – включенные плиты. “Вы запросто можете сжечь что-нибудь, если оставите включенной плиту. Или духовку”. А во время дебюта заболевания Аманда убедила себя в том, что у нее опухоль мозга. Однако после МРТ доктор отправил ее не к онкологу, а к психиатру.
Вот уже 11 лет Сейфрид принимает антидепрессант – в самой маленькой дозе. И не планирует от него отказываться.
Аманда считает, что большинство людей относятся к психическим расстройствам иначе, чем к другим болезням, и что пора это изменить. Страдания людей с расстройствами психики ничуть не менее серьезны, чем физические заболевания, но говорить о них открыто не принято. Никто не рассказывает, как , который столкнулся с такой проблемой. В этом контексте признание популярной актрисы особенно ценно и заставляет задуматься о проблеме.
Жанна Присяжная, звездный интервьюер и юнит-публицист, которая общалась с Амандой, объясняет, что симптомы ОКР – это не то, что бросается в глаза незнакомцам.
“Новость о том, что у Аманды Сейфрид ОКР, меня не удивила – обсессивно-компульсивное расстройство есть у многих, но знать об этом могут только “домашние”. Когда я брала интервью у актрисы, конечно, никаких внешних признаков не было. Я бы очень удивилась, если бы она посреди разговора встала и пошла мыть руки. Или испугалась бы переступать через порог комнаты. ОКР – распространенное состояние, у меня есть тоже, но на определенном этапе оно контролируется самим человеком.
Я, например, не могу из дома выйти по полчаса, иногда по часу – перепроверяю, закрыта ли дверь. И так же, как у Аманды, моя обсессия – включенные плиты.
ОКР в той или иной степени было у меня всегда всегда. Так, мне казалось,что надо сделать конкретные процедуры, чтобы сдать экзамен.
А манифестировала болезнь в 7-ом классе, когда мама ночью забыла выключить плиту, и мы проснулись, а квартира в метане. Испугались страшно.
Что это ОКР, я, как ни смешно, поняла из фильмов. Раньше никогда не думала, что моя привычка по 100 раз дернуть дверь, произнести вслух, что плита выключена, – это обсессивно-компульсивное расстройство.
Когда я переехала в Нью-Йорк и стала снимать квартиры вместе с соседями, проблема серьезно усугубилась. Закрытые двери и выключенные горелки просто не давали мне покоя.
Сейчас, например, я живу с довольно беспечной девушкой. Как-то я пришла, а ключи в двери. Еще она обожает свечи. И на самом деле нередко забывает их погасить. Однажды на середине пресс-показа меня затрясло от мысли, что дома осталась горящей свечка. Сорвалась и побежала.
Мне повезло, у меня легкая форма, с которой я более-менее справляюсь. Ничего не могу с собой поделать и убегаю с работы, свиданий или ответственных мероприятий ради того, чтобы убедиться, что двери заперты, примерно раз в год. Антидепрессанты я не пью, хотя в Америке их выписывают как витамины.
Вроде бы мое состояние не сильно осложняет жизнь друзьям. Даже наоборот: со мной вы можете быть уверены в том, что дверь закрыта, а плита выключена.
В то же время если у вашего близкого человека есть что-то подобное, не надо раздражаться или делать вид, будто проблемы не существует. Я, например, придумала для себя “заклинание”. Уходя, проверяю плиту и говорю “оп-оп-оп-оп”, именно так, четыре раза. Значит, все в порядке, она выключена. Смеяться над способами, которые изобретают ваши товарищи, чтобы справляться, не стоит. Еще я всегда прошу подруг убедиться вместе со мной, что все закрыто и выключено, если мы выходим из дома вместе. Вам ничего не стоит, а мне легче. А если ужас прошибает, когда я далеко от дома, спокойная уверенность человека рядом, что ничего плохого не случится, тоже помогает.
Курение, алкоголь и стресс усиливают ОКР. Если у меня сложный период, как пить дать, буду больше времени проводить возле двери. Поэтому я учусь справляться с переживаниями и тем более не снимать напряжение алкоголем. Так что ОКР в каком-то смысле способствует здоровому образу жизни”.
Photo: Allure, Ted 2
Автор
Олена Исламкина
Меня зовут Олена, и я предводительница кето-секты. Самопровозглашенная, конечно. А еще журналистка и биохакерша. В 2012 году я случайно отрыла для себя кето-рацион и вдруг сбросила несколько лишних кг, избавилась от мигреней, аллергии и акне, стала энергичной и продуктивной, уравновешенной и счастливой.. Но тема кетогенной диеты быстро вытеснила из моего блога прививки, ГМО и упражнения для крепких ягодиц, а я сама закончила несколько курсов и стала специалисткой по кето-питанию. Мне очень хочется, чтобы как можно больше людей знали: здоровая еда должна быть вкусной. А вкусная еда может быть лекарством и инструментом биохакинга. Потому что ЗОЖ не то, чем кажется.
M.C.: Жанна, давайте, с самого начала: кто такой юнит публицист?
Жанна Присяжная: Я пока, к сожалению, так и не нашла аналога в русском языке для профессии Unit Publicist. В русском слово «публицист» обозначает журналиста или писателя, который пишет о политике и общественной жизни. В английском же языке это работа, которую грубо можно назвать «пиарщиком на съемочной площадке». Но очень грубо, потому что юнит публицист – это не просто единственный журналист на съемочной площадке, это начало начал того, как фильм будет позиционироваться, как и что о нем будут говорит. Юнит публицистов не так много – всего около 500 профессионалов на весь мир – это очень узкая отрасль. Юнит публицист начинает работу на этапе пре-продакшена – за 2-3 недели до начала сьемок, работает на протяжении всех съемок и около месяца или более после. Он начинает думать том, кто будет смотреть фильм, о чем это будет, интервьюирует актеров, контролирует фотографа, готовит материалы, которые попадут на руки к журналистам, студии, прокатчикам по всему миру и журналистам, даже готовит материалы для DVD версии и конечно организовывает визиты прессы на съемочную площадку. Часто съемки проходят в весьма необычных местах – в пустыне в Арабских эмиратах, в Кейптауне в Африке, – но куда бы ни заносило съемочную группу, туда же отправляется и юнит-публицист.
M.C.: Как же вы «попали» в эту профессию?
Ж.П.: Для меня все началось с Marvel. По журналистскому заданию я впервые отправилась на съемки фильма «Человек муравей», где обратила внимание на сотрудника, который, кажется, знал все, всех и вся и уж очень деловито рассекал на гольф-каре по съемочной площадке. Разговорившись с одним из пиарщиков студии, мне удалось узнать, что он – юнит публицист, который работал практически на всех фильмах Marvel, включая даже такие как «Железный человек», «Мстители». Словом, в тот момент понеслось и поехало – я начала заниматься самообразованием, а на съемочных площадках первым делом нестись не к звездам мирового масштаба, а к юнит публицистам. Уже дома, работая над пресс-конференциями более семи лет, я все чаще стала обращать внимание: журналисты ─ как американские, так и интернациональные часто задают одни и те же вопросы, и как бы ни старались актеры, часто получаются одни и те же ответы. Именно эта ситуация и побудила меня попробовать себя в новой области, захотелось дать возможность актерам говорить о новом и журналистам задавать оригинальные вопросы.
M.C.: Трудно было переключиться с работы журналиста на работу юнит публициста, особенно после такого послужного списка, в котором фигурируют интервью для глянцевых журналов с Леонардо ДиКаприо, Стивеном Спилбергом...
Ж.П.: А я так и не переключилась ─ продолжаю совмещать обе профессии, а также еще в течение рабочей недели работаю как специалист по PR с несколькими клиентами (среди них например, одно из подразделений HBO). Тому есть и финансовые причины: мои журналистские труды либо оплачиваются очень низко, либо совсем не оплачиваются, многие независимые фильмы не могут себе позволить консультацию пиар специалиста. Но, конечно, не буду лукавить – интервью с актерами, режиссерами, продюсерами – все то, что я делаю как журналист, – в определенном смысле растит меня как юнит публициста. Ну и, в конце концов, работа мечты важнее машин-квартир-вертолетов-самолетов.
M.C.: Над чем конкретно вы сейчас работаете?
Ж.П.: О, этот вопрос приходится, пожалуй, на самое «горячее» время года ─ в Нью-Йорке сейчас проходят New York Film Festival и New York Comic Con, в рамках которых проходит довольно много интервью и мероприятий. Так, только за эту неделю, Киану Ривз, Мэтт Деймон, Мила Йовович, Педро Альмодовар, Кристен Стюарт представили свои новые фильмы и проекты – всю эту информацию надо обработать. Я также готовлюсь к видеоинтервью для государственного телеканала, пишу об одном из мероприятий музея Гуггенхайм и работаю над репортажами. Кроме того, пишу production notes для фильма, над которым работала этим летом – пока фильм монтируют, я готовлю почти 100-страничную «книгу» о фильме, которую вместе с «пленкой» будут подавать на кинофестивалях в Торонто, Санденс, Венеции и Нью-Йорке.
M.C.: Чем работа в Штатах отличается от работы в России?
Ж.П.: В Америке, конечно, есть своя специфика, и мне к ней было нелегко привыкнуть. Например, если в России я часто не хотела «высовываться» – подписывать свои тексты и интервью, хвалиться о достижениях в социальных сетях и в целом «раскручивать» себя, то здесь это обязательная «процедура» – быть в тени, стесняться и быть неуверенным в себе нельзя.
M.C.: Как выглядит ваш рабочий день?
Ж.П.: Порой кажется, что мой рабочий день не прерывается – я просыпаюсь в 6-7 утра и первым делом проверяю почту и всевозможные мессенджеры – Facebook, Viber, WhatsApp. За ночь из Москвы падает довольно много писем, поэтому первые полчаса я работаю, буквально не вылезая из постели, – отвечаю на письма, рассылаю «питчи», со многими коллегами общаюсь в Фейсбуке – это экономит время, электронный почтовый ящик обязывает к определенному письменному этикету, я предпочитаю решать рабочие вопросы в неформальной обстановке.
M.C.: А есть ли определенный дресс-код в вашей профессии?
Ж.П.: Традиционное publicity предпочитает черное – в первую очередь в утилитарных целях: если утром паковал подарочные пакеты, в обед одной рукой закидывал в себя протеиновые батончики, а другой отчаянно печатал письма, после носил коробки из стороны в сторону, – следы таких рабочих приключений черный цвет всегда скроет. Но для «киношников» свои правила – темно-синие джинсы, рубашка и пиджак, а также обувь с закрытым носом – на съемочной площадке может произойти что угодно, и здесь не место босоножкам. Для меня, к примеру, после работы в модных журналах, порой, облегчение – можно, наконец, расслабиться. Тем не менее, нет-нет, да коллеги скажут мне, что я overdressed – но что поделать, я люблю свое «модное» прошлое.
М.С.: Профессия юнит публициста сейчас преимущественно мужская, есть ли в ней место для женщины?
Ж.П.: Более чем – не в обиду мужчинам, но женщины зачастую более креативны, дипломатичны и выносливы, и эти качества необходимы в работе юнит публициста. Да, есть свои минусы в профессии – надо много путешествовать и, порой, жить в походных условиях, работать внеурочно, сталкиваться с сексизмом, но я верю, что все возможно, если захотеть. Например, поднять квалификацию на онлайн курсах в перерывах между съемками, или завести детей и растить их на съемочной площадке, в конце концов, по окончанию практически каждого фильма вся съемочная команда, будь то сто человек, или тысяча становится вашей семьей!
