Всеволод КОЧЕТОВ

Чего же ты хочешь?

Журнал «Октябрь»

№№ 9 – 11, 1969 г.

Разбуженный Клауберг протянул тяжелую белую руку к часам, которые с вечера положил на стул возле постели. Золоченые стрелки показывали час настолько ранний, что невозможно было не выругаться по поводу пронзительно-визгливых ребячьих криков. Что это? Какая надобность выгнала на улицу шальных итальяшек еще до восхода солнца? Обычная их национальная бесцеремонность? Но тогда почему в мальчишеской разноголосице, образуя пеструю звуковую смесь, слышались и восторг и удивление, и Клауберг готов был подумать, что даже и страх.

– Пешеканэ, пешеканэ! – с ударениями на первом и третьем слогах выкрикивали мальчишки за распахнутым окном.– Пешеканэ, пешеканэ!

Уве Клауберг не знал итальянского. В памяти его застряло каких-нибудь несколько десятков здешних слов – с тех пор, когда он расхаживал по землям Италии, хотя, как и ныне, в партикулярном платье, но не скрывая горделивой выправки офицера СС. Было это давно, добрую треть века назад, и с тех давних дней многое, очень многое переменилось.

Прежде всего переменился он сам, Уве Клауберг. Ему стало не двадцать восемь бодрых, сильных, веселых лет, а вот уже исполнилось целых шесть десятков. Нельзя сказать, что в связи с возрастом бодрость покинула его. Нет, на это он жаловаться не будет. В общем, ему живется неплохо. Беда только в том, что через всю его послевоенную жизнь отчетливой, постоянной линией прочерчивается ожидание чего-то такого, чем все однажды и кончится; что оно такое – трудно сказать и трудно представить его себе в конкретности, но оно существует, оно где-то стережет Уве Клауберга и не дает ему жить в прежнюю уверенную силу.

При таких криках, которые слышны там, за окном, в те былые годы он вскочил бы, подобно взведенной боевой пружине; тогда его все всюду интересовало, все для него было любопытным, все хотелось увидеть, услышать, тронуть рукой. Теперь, лежа в постели, на влажноватом от теплого морского воздуха белье, он курил невкусную итальянскую сигарету и, вглядываясь в белый потолок простенькой комнатки дешевого приморского пансиона, принадлежавшего лигурийскому рыбаку, лишь старался припомнить, что же могут означать выкрикиваемые мальчишками слова. «Пеше» – это, кажется, рыба, а «канэ» – собака. Значит, что? Собачья рыба? Рыбья собака?…

И все-таки натура себя оказала, она подняла Клауберга на ноги, тем более, что за окном кричали уже не одни мальчишки, а в общую шумиху ввязались и взрослые – мужчины и женщины.

Отодвинув легкую цветастую штору, он увидел крохотную площадь, окруженную двухэтажными домиками, которую вчера за поздним временем толком не разглядел; прямо перед его окном располагалась лавочка с выставленными на тротуар обычными итальянскими товарами – бутылями вина, банками консервов, грудами овощей и фруктов; по зеленому с фестончиками тенту, под общей вывеской alimentari, то есть пищевые продукты, были разбросаны слова pane, focaccia, salumi. которые Клауберг прочел, как «хлеб», «пшеничные лепешки», «копчености-колбасы».

Но самое главное было не в лавочке, а перед лавочкой. Перед нею в густом людском скоплении стояли двое в одежде рыбаков и держали – один за голову, охваченную веревочной петлей, другой за хвост, проткнутый железным крюком, длинную, почти двух метров, темно-серую узкую рыбину с белым брюхом. Ну как он, Уве Клауберг, сразу-то не догадался, что означают слова «рыба» и «собака», сведенные воедино! Это же акула, акула!

Когда, проделав свой обычный утренний туалет и порассматривав фотоснимки в итальянской газете, подсунутой ему под дверь, он часа полтора спустя вышел к завтраку, накрытому на терраске, пристроенной к дому со стороны моря, крупная, упитанная хозяйка с огромными черными глазами, под общей черной полосой бровей, смуглая и подвижная, тотчас воскликнула:

– О синьор! Это ужасно!

«Ужасно», то есть terribile, и, конечно, signore он понял, но дальше его познания в чужом языке не шли. Усмехнувшись горячности хозяйки, он пожал плечами и принялся за еду.

Хозяйка не унималась. Она все говорила и говорила, размахивала руками и хлопала ими себя по внушительным бедрам.

Кроме Клауберга, на терраске была еще одна гостья, молодая женщина с мальчиком лет четырех-пяти, которого она держала на коленях и кормила кашей.

– Мадам,– заговорил, обращаясь к ней наугад по-английски, Клауберг, – прошу прощения, но не смогли бы вы перевести мне то, что так темпераментно излагает эта синьора?

– Пожалуйста.– охотно откликнулась женщина.– Она говорит, что это ужасно – акула в здешних местах. Это значит, что теперь с побережья убегут все постояльцы и тогда хоть пропадай, так как главный свой доход здешние жители получают от сдачи комнат на летний сезон. Если этого не будет, им останется одно – ловить рыбу. А от продажи рыбы на берегу моря много не выручишь.

– А что, разве акул здесь раньше не бывало?

– Никогда. Первый случай. В местечке все встревожены и напуганы.

Женщина говорила по-английски хуже, чем он, Клауберг. и с еще более отчетливым акцентом, но тем не менее ему никак не удавалось определить по ее говору, к какой же она принадлежит национальности. На Лигурийское побережье в купальный сезон съезжаются люди со всей Европы. Одни, которые побогаче, предпочитают Ривьеру с шикарными дорогими отелями на самом берегу; другие, менее состоятельные, забираются сюда, в селения восточнее Альбенги. Клаубергу было известно, что поселок Вариготта, где он остановился, – один из самых нефешенебельных. Кроме песчаного пляжа, загроможденного камнями, да морского воздуха, которого, правда, сколько хочешь, здесь ничего другого и нет.

Нет казино, нет всемирно известных ресторанов, нет крупных отелей, – только дома рыбаков да множество небольших грязноватых пансионов. Hи англичане, ни французы, ни тем более американцы сюда не ездят; разве лишь скандинавы да расчетливые соотечественники Клауберга – западные немцы. Молодая женщина эта, конечно, не немка. Может быть, норвежка или финка?

Завтракая, он то посматривал на нее, то вглядывался в тихое море. От береговой линии в морскую лазурь тянулся мол, сложенный из угловатых каменных глыб; какие-то двое, перепачканные в известке, закидывали с него удочки. По пляжу – вправо и влево от мола – в пестрых купальных костюмах бродили любители ранних морских ванн; одни еще только готовились броситься в лениво набегавшие зеленые волны, другие уже валялись в грязном, полном мусора песке, перемешанном с гравием, и подставляли свои тела утреннему солнцу.

Метрах в пятидесяти от воды по берегу пролегала автомобильная дорога, по которой накануне вечером Клауберг прибыл рейсовым автобусом из Турина в Савону. А метрах в десяти за автомобильной дорогой поблескивали рельсы электрички; в ее вагоне он из Савоны ехал в эту неведомую рыбачью Вариготту.

Книга Всеволода Кочетова «Чего же ты хочешь?» - это поистине легендарное произведение по трем причинам: оно оказало большое влияние на современников; его почти никто не читал; слухи об этой книге более известны, чем ее содержание.

Всеволод Кочетов был главным редактором журнала «Октябрь» и идейным сталинистом, яростно противостоявшим либеральному лобби в КПСС и в литературной среде. Современникам была хорошо известна полемика Кочетова с «Новым миром» и Твардовским. Нетрудно догадаться, то это бодание теленка с дубом не могло закончиться добром. Брежневское руководство (как, кстати, и нынешней режим) старательно лавировало между крайностями, и левые «охранители» ему были еще более чужды чем либералы. В итоге главная книга Кочетова была отправлена на полку, а ее автор покончил с собой.

Содержание «Чего же ты хочешь?» пересказать довольно просто. Группа зарубежных агентов влияния отправляется в СССР формально для составления альбома по русскому искусству, а фактически - для ведения подрывной деятельности. На своем пути они сталкиваются как с добропорядочными советскими патриотами, так и различными диссидентами и моральными разложенцами, вольно или невольно содействующими агентам тлетворного Запада. В романе есть несколько сюжетных линий, персонажи которых в финальных главах собираются в Москве для итоговой схватки сил света с силами тьмы. Конечно, в итоге добро побеждает, и негодяи с позором изгнаны из Советского Союза.

Не будем создавать мифы, «Чего же ты хочешь?» - отнюдь не литературный шедевр. Роман написан плохо, и лишь очень настойчивый читатель способен дочитать его до конца. Как писатель, Кочетов навсегда остался в 30–50-хх годах. По всей видимости, большое влияние на него оказал Аркадий Гайдар, романтический дух которого витает и над кочетовскими пейзажами, и над активизмом главных героев. Правда, поведение персонажей «Судьбы барабанщика» и «РВС», перенесенное в реалии конца 60-х, читается как откровенный фарс и не вызывает ничего, кроме смеха:

«- Феликс…- Ия остановилась посреди двора.- Там иностранка, из Англии, из Америки - не знаю, откуда, показывает стриптиз.

Да-да, надо это остановить. Нельзя это!»

Как понимает читатель, стриптиз показывался для разложения советской молодежи, а исполнительницей выступала тридцатилетняя дама, потомственная проститутка-эмигрантка-агент ЦРУ и специалист мирового уровня по русскому искусству (!).

К этому следует добавить, что на свою беду Кочетов решил бить по площадям и изобличить всех врагов советского социализма, которых он только мог себе вообразить. По шапке получают «деревенщики»-националисты, либеральная фронда в интеллектуальных кругах, церковь, эмигранты, еврокоммунисты, «золотая молодежь», разлагающаяся под тлетворным влиянием Запада, Бабель с Цветаевой и, конечно, троцкисты. Если диссидентов-антисоветчиков Всеволод Анисимович описывает достаточно реалистично, то западные представители пятой колонны настолько далеки от своих реальных прототипов, что не вызывают ничего, кроме здорового смеха. Троцкий же представлен создателем зловещего термина «сталинисты», которым клеймят честных и принципиальных партийцев (здесь Кочетов непроизвольно пародирует труды троцкистов, где термином «троцкисты» сталинисты клеймят истинных марксистов-ленинцев).

Есть ли в книге Всеволода Анисимовича удачные моменты? - в отличие от ангажированных критиков признаем, что отдельные главы «Чего же ты хочешь?» написаны неплохо. Автору хорошо удался портрет главной героини Ии, которая поразительно напоминает женские образы Ивана Ефремова. Сюжет с путешествием по России бригады западных спецпропагандистов-самозванцев в специально сконструированном фургоне несет в себе явный отсыл к экипажу «Антилопы-Гну» из «Золотого теленка». Жаль лишь, что Кочетов убийственно серьезен, здоровое чувство юмора - не его сильная черта. Повторим, что автор мастерски описывает знакомых ему по советской жизни персонажей. Вот, например, монолог националиста-почвенника Саввы Мироновича Богородицина, монолог, так часто звучавший на рубеже 80 - 90-хх годов:

«- Надо полагать, богачами вы были, Савва Миронович, если церкви ставить могли?

А уж не без того. Это сейчас всю историю перекроили. На бедняков да на кулаков Россию рассортировали направо и налево. А в те времена не бедняк был, а лодырь, шпана, шаромыжник. И не кулак был, а первый работник, первый хозяин на селе, крепкий крестьянин, который ни дня покоя не ведал, за урожай бился, за хлеб, за доходность земли. Ну, значит, доподлинно работящими были и мы, Богородицкие, ежели одни, семьей, на церковь могли свободно наработать. Да только ли на церковь! У отца моего, не знаю, как у прадеда, дом был двухэтажный, под железной крышей. Низ - из камней, верх - бревно с тесовой обшивкой да еще и покрашенной. Внизу трактир на два зала, с несколькими кабинетами, как тогда называли отдельные комнаты для желающих.»

Не менее удачно Кочетов нарисовал портрет самиздатчицы Жанночки, пожилой алкоголички - интеллектуалки, сидящий в захламленной квартире и проводящей время в конспектировании материалов, услышанных по западным «голосам». О том, что многим роман «Чего же ты хочешь?» попал не в бровь, а в глаз, свидетельствует тот факт, что в 1969 году 20 представителей художественной верхушки написали донос с требованием запретить публикацию «мракобесного произведения».

Беда Всеволода Анисимовича заключалась в том, что, будучи сталинистом, он мог только писать о симптомах разложения высших страт советского общества, но причины этого явления для него сводились исключительно к проискам внешних врагов. Кочетов не мог и представит, что столь милые ему персонажи в черных «Волгах», одетые в не очень уклюже сшитые пальто, в одинаковых меховых шапках с превеликим энтузиазмом пересядут с «Волг» на «Мерседесы» и, быстро переодевшись в костюмы от «Бриони», поедут на стриптиз. Он не понимает и не дает ответа, почему молодежь в русской провинции, через которую путешествуют западные злодеи, дружно начинает спонтанно повторять иностранные танцы и копировать манеру приезжих. И еще - до конца книги автор так и не объясняет, чем плох Бабель.

Да и ответов на вызовы времени у Кочетова нет. Его «положительные» персонажи не слишком убедительны в дискуссии, а «злодеи» терпят неудачу исключительно из-за собственных ошибок. Бывший эсэсовец Клауберг из-за стародавней психологической травмы военных лет внезапно срывается и избивает в кровь гламурного московского мальчика Генку Зародова. А если бы злодей не сорвался? - Пережил бы избитый иностранцем Зародов катарсис и покаяние? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным.

К сожалению, сегодня «Чего же ты хочешь?» читается как роман-предупреждение и сбывшееся мрачное пророчество, однако книга Кочетова - это также и прекрасная иллюстрация кризиса сталинистской идеологии в позднем СССР, которая не могла дать ответа на вызов со стороны либеральных сторонников Реставрации.

Среди либеральной части советской интеллигенции, будущих демократов и перестройщиков (а тогда - верных ленинцев и борцов с последствиями сталинизма) Кочетов считался главным мракобесом. Мракобесами именовали тогда деятелей искусств, стоящих на партийных, консервативных, патриотических позициях. Таких, к примеру, как писатель Шолохов, композитор Хренников, режиссёр Бондарчук (в хорошем смысле слова, т.е. Сергей). На фоне этих-то «мракобесов» Кочетов и заслужил у либеральной публики репутацию первейшего. Мракобеса из мракобесов. И заслужил это почётное (с высоты прошедших лет) звание вполне заслужено. Если вы прочтёте этот некогда нашумевший роман, то вы поймёте, почему.

Сегодня Кочетов и такие как Кочетов позабыты усилиями либеральной интеллигенции, вымарывающей из истории имена писателей-патриотов. Причём, действовали и действуют они по схемам, которые описывает в своей книге сам Кочетов: эти схемы вовсю работали уже в его время. Но тогда, в конце 60-х, книга Кочетова гремела. Она вызывала ярость и заставляла терять лицо тех, против кого была направлена. На Кочетова писали анонимки, доносы, обвиняли во всех смертных грехах, писали гнусные пародии. Так, С. Смирнов, дедушка той самой потомственной писательницы Дуни из «школы злословия», назвал свой пасквиль «чего же ты хохочешь». А известный в узких дессидентских кругах Зиновий Паперный не придумал ничего умнее, как набросится на фамилию писателя. Его дурная пародия называлась «Чего же он кочет».

В чём причины такой ненависти? А в том, что роман Кочетова громил определённые явления советской жизни. Те самые явления, которые в итоге и привели к краху советской системы.

Роман «Чего же ты хочешь» едва ли можно отнести к великой советской литературе. С литературной точки зрения это посредственная книга. Ценность её в другом. Это слепок с советской действительности. Автор не боялся показать во всём уродстве последствия развенчания «культа личности»: растущие в обществе приспособленчество, карьеризм и увлечение бытовым комфортом. Усиливающуюся роль западных спецслужб, и ослабевающую способность государства противостоять им. Показывал советскую золотую молодёжь, мающуюся от безделья, семейственность и кумовство, спекуляцию.

Но главная для Кочетова тема - это начинающееся моральное перерождение советских людей. И здесь он особенно беспощаден по отношению к тем, кого считал виновниками идеологических диверсий. Т.е. против своих собратьев по перу, а также художников, режиссёров и пр. представителей творческой интеллигенции. И Кочетов почти в открытую называет имена врагов. К примеру, если герой говорит сестре:

«Если хочешь знать, недавно я смотрел одну хроникальную картину о фашизме. Так там, видела бы ты, как дело представлено! Хитро представлено, я тебе скажу. Вроде бы оно о Гитлере, а намек на нас. И такой эпизодик и другой. В зале, понятно, смех, народ не дурак, понимает эти фокусы. Так что ты думаешь? Этому-то, кто такую картинку склеил, премию отвалили! Вот работают люди!»

То он имеет в виду вполне определённого советского режиссёра и его вполне определённую картину. Причём режиссёра и картину, которыми принято восхищаться и по сию пору.

Автор дарит современному читателю чрезвычайно увлекательное занятие - проверять свою эрудицию. Если опознать маститого Богородского, журналистку Порцию Браун и трёх наряженных в свитерочки поэтов-шестидисятников несложно, то над прототипами многих других действующих или упоминающимися в книге лиц читателю придётся поломать голову.

«Чего же ты хочешь» - книга-предупреждение, которое не было вовремя услышано. В конце 60-х общество ещё жило и боролось, чему свидетельством является книга Кочетова и её персонажи. Но, увы, исторический оптимизм писателя-патриота не оправдался. «Чего же ты хочешь» - ценный урок, актуальный и сейчас. Ведь места, которые занимали в 60-х враги советского общества (а значит, согласно автору и русского народа), и сейчас занимают точно такие же персонажи. Персонажи, являющиеся прямыми идеологическими (а частенько и биологическими) потомками тех шестидесятников. Только если тогда они боролись против «недобитых сталинистов» и за верность идеалам ленинизма, то сегодня они изобличают козни Госдепа и призывают сплотиться вокруг Путина. Есть что мотать на ус.

Три войны соцреалиста
Дмитрий Волчек

Дмитрий Волчек: 4 февраля исполнилось 100 лет со дня рождения Всеволода Кочетова. Если бы существовал Советский Союз, это дата несомненно отмечалась бы очень пышно, но сегодня имя Кочетова забыто. Хотя надо сказать, что в прошлом году после почти 25-летнего перерыва был переиздан роман Кочетова ""Журбины"" в серии ""Сделано в СССР"" издательства ""Вече"". Я спросил Бориса Парамонова, не хочет ли он написать что-нибудь к юбилею Кочетова, Борис Михйлович сказал, что никогда не читал его книг, только пародии. Знаменитых пародий две – ""Чего же он кочет"" и ""Чего же ты хохочешь?"" И я тоже знаю Кочетова по пародии Сергея Смирнова на самый знаменитый роман Кочетова ""Чего же ты хочешь?"" Я ее читал еще в детстве, она ходила в самиздате, и до сих пор помню, что кончалась она фразой: ""Чего же ты хохочешь, читатель?"". Так что пародии остались в памяти, а оригинал нет. Культуролог Михаил Золотоносов решил прочитать книги Кочетова и изучить его биографию. Михаил, почему вы заинтересовались этим персонажем, ведь это жуткая советская графомания?

Михаил Золотоносов: Из всех советских писателей Кочетов – самый главный мракобес, который боролся с интеллигенцией всех толков. Самый главный, самый мрачный. Если изучать соцреализм, то Кочетов со всеми своими произведениями это и есть самый породистый, самый типичный соцреализм. К сожалению, в отношении к литературе этого периода сейчас два пути. Первый путь – это очень поверхностная оценка, характеристика на основе статей из ""Википедии"", которые написаны людьми, видимо, толком не читавшими эти произведения. Второй путь – это какое-то автоматическое захваливание всех подряд. Михалков так Михалков, Кочетов так Кочетов, Кожевников так Кожевников. На самом деле мне кажется, что внутри есть гораздо более интересные сюжеты, которые показывают, что тогда литература была, во-первых, общегосударственным делом, интересовала всех в стране. Достаточно сказать, что роман Кочетова ""Чего же ты хочешь?"" выстроил очереди за журналом ""Октябрь"" в 1969 году, потому что это был очень необычный роман. Сегодняшний литературный процесс это, по сравнению с тем, что было в 1950-70-е годы, вообще какой-то детский лепет, пустота, бессмысленная игра.

Дмитрий Волчек: То есть ностальгия по большой литературной жизни подвигла вас обратиться к творчеству Кочетова?

Михаил Золотоносов: Да, большая литературная жизнь, наполненная подлинными страстями. Подлинные страсти, естественно, концентрировались вокруг требований, которые предъявляла власть, и тем, как писатели эти требования выполняли. А Кочетов на этом фоне отличался тем, что он сам предъявлял к власти завышенные требования, которые власть не решалась выполнять. И в этом его особая роль. Сама его биография показывает, как вся жизнь человека прошла в борьбе.

Дмитрий Волчек: С Твардовским, в частности. Самый известный эпизод - его борьбы это борьба журнала ""Октябрь"", который он возглавлял, и журнала ""Новый мир"".

Михаил Золотоносов: Вот вы мыслите готовыми блоками. Между тем, у Кочетова в жизни было, если вспомнить ""Три источника и три составные части марксизма"", три главных романа и три главных проекта. Первый главный роман- ""Журбины"" (1952), второй - ""Братья Ершовы"" (1958) и третий - ""Чего же ты хочешь?"" (1969).

Дмитрий Волчек: Этот третий роман был напечатан в журнале ""Октябрь"" и потом не выходил отдельным изданием из-за протестов. Было даже письмо против его публикации. Это то, что сейчас бы назвали ""либеральным террором""?

Михаил Золотоносов: Это был не либеральный террор, это был страх Суслова, связанный со слишком радикальными высказываниями по любым поводам. Суслов был центрист и оказывал сдерживающее влияние и на слишком упорных либералов, и на слишком упорных почвенников.
Так вот, первый роман Кочетова ""Журбины"" - это такой классический соцреализм - рабочий класс, пролетариат. Кстати, фильм Хейфица получил премию на Каннском фестивале за лучший актерский ансамбль. Там действительно был собран замечательный актерский ансамбль. На волне этого успеха Кочетов стал ответственным секретарем правления Ленинградской писательской организации и полтора года им был - с февраля 1953 до декабря 1954 года. И это его первый, как сейчас принято говорить, организационный проект, потому что он действовал по формуле ""сделайте меня начальником, сволочью я стану сам"". Он стал бороться с ленинградскими писателями, и одним из актов этой борьбы была мерзкая статья по поводу романа Веры Пановой ""Времена года"" в ""Правде"" в мае 1954 года. Это стало для него критическим событием, потому что в декабре 1954 года было отчетно-перевыборное собрание в Ленинградском Союзе писателей, против Кочетова не выступил никто, но его в итоге даже не выбрали в правление. Это был очень большой скандал, ЦК КПСС был в тупике, не знали, что делать, но устроить перевыборы не решились.

Дмитрий Волчек: То есть стал жертвой оттепели?

Михаил Золотоносов: Еще оттепели не было, это был 54 год, это был первый намек на оттепель. Действительно, там выступали писатели с требованием ослабить напор на искусство, ликвидировать некоторые органы управления культурой, в частности ""Главискусство"". И считается (это в 1957 году рассказал известный реакционер Сергей Воронин на партсобрании), что муж Веры Пановой Давид Дар организовал все еврейские силы Союза писателей, они ополчились на замечательного писателя Кочетова и свергли его. Так это или не так осталось неизвестно, но вот эта отрицательная разгромная рецензия на роман Веры Пановой, которая пользовалась в Ленинграде, в Союзе писателей большим уважением, для него стала началом конца его ленинградского периода. Он какое-то время после этого побыл замом главного редактора журнала ""Нева"", вновь образованного, и его отправили в Москву, в ""Литературную газету"". И тут начался его второй гранд-проект - ""Литературная газета"", где он просидел с 1955 года до марта 1959. И там он опять отличился. Он в это время опубликовал роман ""Братья Ершовы"" и стал очень интенсивно использовать ""Литературную газету"" как собственный пиар-ресурс, говоря современным языком. То есть он с помощью этой газеты сводил счеты со своими врагами, с теми, кто выступал против романа. Сам роман ""Братья Ершовы"" на самом деле очень интересен даже на фоне романа ""Чего же ты хочешь?"", потому что это был смелый опыт идеологического романа, которым Кочетов пытался изничтожить все явления оттепели. То есть он был направлен против 1956 года в целом и против отдельных личностей, которые засветились в этом году, прежде всего, против Симонова, главного редактора ""Нового мира"". Симонов был виноват в том, что опубликовал роман Дудинцева, рассказ Гранина ""Собственное мнение"", и еще у него была в последнем номере 1956 года собственная статья, где он предлагал чуть ли не ревизовать понятие ""социалистического реализма"". И самый гнусный персонаж романа ""Братья Ершовы"" инженер Орлеанцев - это Симонов. Достаточно сказать, что в журнале была помещена иллюстрация, и на иллюстрации этот инженер Орлеанцев имел облик Симонова, характерный, запоминающийся. Так же, как и Симонов, Орлеанцев курил трубку, и масса других мелких деталей. Кроме того, в этом романе он под прозрачными псевдонимами вывел драматургов Штейна, Погодина, Алешина, режиссера Охлопкова, Овечкина, публиковавшего очерки в ""Новом мире"". Это такой роман с ключом, как у Вагинова, как ""Сумасшедший корабль"" Ольги Форш. То есть это был такой акт злости. Тем более что в 1958 году выход романа совпал с травлей Пастернака, с одной стороны, а, с другой стороны, к этому моменту партия уже дала полный ход назад от секретного доклада Хрущева, от десталинизации, и программа ресталинизации целиком совпала с тем, как оценил Кочетов 1956 год - страшные характеристики, страшные описания. Кстати, была даже заметка в ""Правде"", треть которой была посвящена критике романа, а две трети - апологии. В итоге в Ленинграде этот роман разгромила Вера Кетлинская на одном собрании, а Кочетов свел с ней счеты в своей газете. И это очень возмутило писателей более высокопоставленных, чем Кочетов, в частности, Бориса Полевого, который выступал на писательском пленуме, а потом свое выступление напечатал на машинке и отправил в ЦК КПСС. Кроме того, были хвалебные рецензии на роман ""Братья Ершовы"" в самой ""Литературной газете"", руководимой Кочетовым. В результате, его в марте 1959 года оттуда убрали, и он отправился поначалу домой писать роман ""Секретарь обкома"", свой самый сахарный соцреалистический роман, и после этого в 1961 году воссел в журнал ""Октябрь"", и в журнале ""Октябрь"" просидел до самой своей смерти.

Дмитрий Волчек: То есть его убрали из ""Литературной газеты"" за то, что слишком себя хвалил?

Михаил Золотоносов: И сводил счеты со своими врагами. Это считалось неэтичным.

Дмитрий Волчек: А кто был в числе его врагов, помимо Симонова?

Михаил Золотоносов: Собственно, у него враги были все, и это показал роман ""Чего же ты хочешь?"". Он работал или воевал на три фронта. Во-первых, это либералы - ""Новый мир"", сначала Симонов, потом Твардовский. По традиции ""Новый мир"" все равно был либеральным и оказался у него под прицелом. Во-вторых, неопочвенники и националисты, Союз писателей РСФСР во главе с Леонидом Соболевым, главным русским националистом в Союзе писателей. Есть записи выступлений Леонида Соболева, где среди тех, кого нужно бить, Твардовский и Кочетов стоят на равных позициях. Кроме того, третий фронт для Кочетова - это ЦК КПСС, который заигрывает как с почвенниками, так и с либералами. И эта идеология в романе ""Чего же ты хочешь?"" реализована. Потому что там, помимо тех, кто любит Мандельштама и Цветаеву, под прозрачными псевдонимами выведены Солоухин, Глазунов и, конечно, зарубежные силы. И там две фигуры; об одной уже много написано, это Витторио Страда, а другая - это внучка Леонида Андреева Ольга Карлайл-Андреева, которая многими чертами напоминает Порцию Браун, одну из главных идеологических террористок в той группе, которую заслали в СССР с Запада для разложения социализма изнутри.

Дмитрий Волчек: А где он наблюдал Витторио Страда и Ольгу Карлайл?

Михаил Золотоносов: Во-первых, он много ездил по миру, у него масса путевых очерков, он с этими людьми общался лично. Есть и воспоминания Витторио Страда, где об этом написано. Поэтому у Кочетова это личные впечатления. Его персонаж Бенито Спада, названный в честь Муссолини, еще позволял нанести удар по итальянскому еврокоммунизму. Вообще Кочетов мыслил крупными категориями и долбил по всем сразу.

Дмитрий Волчек: Михаил, вы сказали, что у него были одни враги, но наверняка были и могущественные союзники, иначе он бы не сделал такую карьеру и не продержался бы так долго в кресле главного редактора журнала ""Октябрь""?

Михаил Золотоносов: Естественно, в ЦК КПСС его в обиду не давали. Документы, которые сохранились - записки отдела культуры или идеологического отдела - показывают, что, да, нужно поправить Кочетова, но при этом в обиду его не давать, потому что, как принято говорить, ""это сволочь, но наша сволочь"". То есть, если его роман чем-то и вреден, то одновременно чем-то полезен, и главный упор в его полезности нужно было делать на роман ""Журбины"". Вот это считалось его главным достижением, всё остальное шло с перебором. Это касалось и ""Братьев Ершовых"", это касалось и романа ""Чего же ты хочешь?"", у которого, кстати, есть одна очень интересная особенность, которая в полной мере проявилась в конце 80-х годов. Это программа, которую он практически писал под диктовку КГБ, программа тех опасностей, которые грозят советскому строю, того идеологического демонтажа, который мы в 80-е годы наблюдали воочию. Вот это он в своем романе ""Чего же ты хочешь?"" описал подробнейшим образом. Сначала перейти от Маяковского к Мандельштаму и Цветаевой и так далее. Мы это наблюдали. Скажем, в 1987 году прекратили глушить ""Голос Америки"", а в ноябре 1988 перестали глушить ""Радио Свобода"", разрешили самиздат. И вся эта программа демонтажа всех запретов у него там описана. Он предупреждал об этом. И именно по этой схеме КГБ (как я считаю, управлявший процессом так называемой перестройки, то есть перехода от одного экономического режима к другому) и действовал. Поэтому сейчас роман ""Чего же ты хочешь?"" читается, как некое пособие или реализованный проект, с обратным знаком использованный. Это не просто роман, это роман-предсказание. Когда нужно будет это все разломать, вот набор инструментов, которые там тщательно перечислены.

Дмитрий Волчек: Михаил, а вы работали в архиве Кочетова? И где этот архив находится?

Михаил Золотоносов: Архив находится в Москве, я с ним не работал, я работал с текстами его романов и с текстами стенограмм партийных и обычных собраний в Ленинградском Союзе писателей. Дело в том, что хоть Кочетов и уехал в 1955 году в Москву, но буквально на каждом собрании его здесь вспоминали, оценивали, все это считалось у них актуальным, то есть память о нем навсегда сохранилась в их сердцах. Что касается московских архивов, то сейчас это организационно довольно трудно. Тем более что знакомство с такого рода архивами показывает, что родственники, а у него есть сын, обычно, если речь идет о таких персонах, передают очень фильтрованный массив документов, то есть всё компрометирующее убирают. А с другой стороны, в Москве опубликована серия книг ""Аппарат ЦК КПСС и культура"", три тома уже вышло, и там опубликованы документы, которые показывают крайне негативную реакцию писательской среды как на роман ""Братья Ершовы"", так и на роман ""Чего же ты хочешь?"". Писатели этими памфлетными зарисовками всегда были крайне недовольны, причем не только те писатели, которых он изобразил пародийно, но и просто это было непривычно, такого рода романы, которые слишком подробно и похоже изображали в том числе литературную среду. Ведь, если уж на то пошло, то соцреализм - это ""Журбины"", а ""Братья Ершовы"" имеют более сложную структуру. Там есть соцреалистический слой, то есть пролетариат, который руководит обществом, и крайне положительный персонаж инженер Искра Казакова находится под руководством двух братьев Ершовых, причем оба не имеют дипломов о высшем образовании, они - рабочий класс. Такой примитивно понятый, в лоб изображенный соцреализм. Но вместе с тем, когда Кочетов очень похоже описывает спектакли по оттепельным пьесам Погодина, Штейна или Алешина, то, естественно, это уже не соцреализм, это уже памфлет, прямое публицистическое высказывание, которое всех просто шокировало. В этом смысле он предвосхитил большое количество подобных произведений, которые появились в начале 90-х годов. Я уж не говорю про ""Заповедник"" Довлатова или его произведения про журнал ""Костер"", где люди себя узнавали, но в начале 90-х появилась масса произведений, где описывали собственные места работы и всех людей, которые там находятся. Вспомнить можно, например, роман Наймана ""ББ и др."". Кочетов тут создал такую гетерогенную романную структуру, там частично соцреализм, частично такой памфлет с узнаваемыми персонажами.

Дмитрий Волчек: ""Иванькиада"" Войновича еще появилась вскоре после романа Кочетова.

Михаил Золотоносов: Такого рода вещи существовали и до Кочетова, просто он этим широко пользовался. Я вам больше скажу, еще в 1954 году у него был опубликован в Ленинграде в ""Звезде"" роман ""Молодость с нами"". Я его не изучал пристально, но на одном партсобрании Кетлинская, видимо, обиженная за Панову (и вообще Кетлинская любила со всеми враждовать), обвинила Кочетова именно в том, что в романе ""Молодость с нами"" он в пародийном виде изобразил ленинградских писателей, будучи ответственным секретарем правления Ленинградского отделения Союза писателей СССР. То есть его метод существовал еще с 50-х годов и породил любопытные романные структуры. Потому что в том же самом романе ""Чего же ты хочешь?"" назывались впервые ""Новое русское слово"", ""Грани"", ""Посев"", ""Русская мысль"", фамилии редакторов и издателей, там чуть ли не цитировалось то, что там публиковалось. Конечно, все это было в таких гэбэшных кавычках, но, тем не менее, читать это было крайне непривычно. Я помню собственное ощущение, в 1969 году мне было 15 лет, я уже читал журналы, за этим следил, и я помню, что это воспринималось как некая сенсация, это было необычно. Естественно, там было легко сделать поправку на его базовую идеологическую позицию, а дальше все оказывалось вполне реальным и правдоподобным.

Дмитрий Волчек: Михаил, мы ничего не сказали о частной жизни Кочетова. Если посмотреть на портреты – холеный советский барин. Жизнь его закончилась трагически, он застрелился в 1973 году.

Михаил Золотоносов: У него обнаружили рак, и он застрелился. Я считаю это очень мужественным поступком. Чтобы не быть обузой себе и другим и не ждать, когда тебе подадут стакан воды или утку, лучше застрелиться. Он не единственный это сделал, Леонид Соболев тоже поступил таким образом в сходных обстоятельствах. В общем-то, он не хотел быть слабым и никогда в своей жизни, при том, что он был мракобесом и прочее, он, конечно, не хотел быть слабым. А что касается личной жизни, то была одна особенность – у него была жена еврейка. И почвенники считали, что, конечно, Кочетов против ""Нового мира"", но полностью понять, что такое русская душа, возненавидеть тот самый коммунизм, который уничтожил русскую культуру, он не в состоянии. И есть масса свидетельств, например, Ивана Шевцова – """ну что хотеть от Кочетова? У него жена еврейка"". А что касается его просто образа, есть воспоминания Бакланова, я их прочитаю. ""Соседи рассказывали, как он выходил к лифту. Первым появлялись взрослый сын и жена. Они осматривали лестничную площадку. Тогда уже сквозь этот строй быстро проходил он, спускался, садился в машину. У него было желтое нездоровое лицо со втянутыми висками, плоско прилегшие к черепу волосы, темный воспаленный взгляд. Лицо человека, съедаемого страхом и ненавистью"".

Дмитрий Волчек: Чего он боялся? Что Кетлинская или Панова стоят с ножом у лифта?

Михаил Золотоносов: Конечно, не Кетлинская и Панова, но есть такая байка, что после выхода романа ""Чего же ты хочешь?"", где Солоухин был описан под фамилией Савва Богородский, Солоухин явился к нему домой и побил палкой коллекцию фарфора. Не знаю, насколько это правда, но такая байка существует. Может быть, он боялся мести каких-то пассионарных писателей почвеннического направления, скорее. Вряд ли он боялся, что Дементьев или Лакшин явятся к нему с палками. Он действительно был человек боевой и каждый роман пытался превратить в такую пушку, из которой ударит сразу по всем.

Дмитрий Волчек: В первую очередь, по своим коллегам-писателям.

Михаил Золотоносов: Это действительно его занимало очень, и если изучать литературные нравы, историю литературной повседневности, то фигура Кочетова и его романы - замечательное подспорье. Т-акой подробный комментарий ко всем этим произведениям сразу раскрывает всю эту парадигму - справа, слева, по центру. Собственно, он никого не любил, и его никто не любил. Это одновременно очень характерно для всего этого комплекса - ЦК, Отдел культуры, Агитпроп, Союз писателей... Это был такой человеческий муравейник, где все воевали со всеми. И Кочетов в этом муравейнике был самой характерной фигурой.
________________________________________
Радио Свобода © 2012 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.

Для Евгения

Описание:

В последнем опубликованном при жизни романе «Чего же ты хочешь?» (1969) Кочетов выступил против «разложения советского общества западной псевдокультурой и пропагандой» (сам автор в романе выступает под именем писателя Булатова). На роман было написано сразу две пародии: пародия З. С. Паперного «Чего же он кочет?» (автор читал её в редакции "Нового мира" 29.01.1970 в присутствии Твардовского) и С. С. Смирнова «Чего же ты хохочешь?» (в пародии Смирнова упоминается и роман «Братья Ершовы» — под названием «Братья Ежовы»; автор тоже принёс её Твардовскому 02.12.1969). Роман вызвал большой критический отклик в самиздате:

«Вся интеллигенция
Больна повально:
Только и делится
Что его романом.
<...>
Папчонка тощая
Самиздата
От этого Кочетова
Стала пузата:
Тут в разном роде
Критические перлы.
Тут и пародии
Смирнова и Паперного.»

Так, Виктор Сокирко в самиздатовской рецензии «Кривое зеркало» отметил сходство идей романа с лозунгами Культурной Революции, а положительных героев романа — с хунвейбинами, которых Кочетов — де «вызывает из бутылки». Леонид Плющ провел параллель с "Бесами" Достоевского и посвятил свою статью "Наследники Сталина" фрейдистскому анализу романов Кочетова и Шевцова, усмотрев там якобы "исторический инфантилизм", "инфантильный интерес к половому акту и обнажающейся женщине", "нарциссизм и вытекающие из него манию величия и манию преследования", "сексуализированную клевету на движение сопротивления", "сексуальные обвинения, пачкание ими противников при патологической сексуальности самих блюстителей чистоты", "любовь к слову зад, фекалиям и эксгибиционисткам". Некто А. Антипов в своём памфлете "Ему не место в наших рядах" обращал внимание на совпадение по времени исключения Солженицына из Союза писателей с выходом в свет романа Кочетова - "густотертой смеси казарменной похабщины и политических сальностей". Рецензия The New York Times отмечала: "Всеволод А. Кочетов, редактор главного консервативного журнала в Советском Союзе, написал новый роман, в котором герои с любовью смотрят назад, в сталинское время, а злодеи — это советские либералы, которые совращены западными идеями и товарами и являются антисталинистами". Роман привлёк внимание и составителей бюллетеня ЦРУ, которые назвали его «букварём консервативных жупелов».

По мнению Твардовского роман Кочетова — "Отчетливый призыв к смелым и решительным действиям по выявлению и искоренению «отдельных», то есть людей из интеллигенции, которые смеют чего-то там размышлять, мечтать о демократии и пр. <...> Это уже никакая не литература, даже не плохая, — это общедоступная примитивно-беллетристическая форма пропаганды подлейших настроений и «идей» с ведома и одобрения".

По воспоминаниям драматурга Гладкова в БДТ среди артистов шли страшные и бурные споры вокруг романа Кочетова, доходящие до взаимных оскорблений: Басилашвили, Заблудовский, Волков — против романа, Рыжухин, Соловьев и кто-то еще — за.

По словам Роя Медведева "роман-донос, роман-пасквиль Кочетова вызвал возмущение среди большинства московской интеллигенции и среди многих коммунистов Запада".

В 1969 году 20 представителей интеллигенции (в частности, академики Роальд Сагдеев, Лев Арцимович и Аркадий Мигдал) подписали письмо с протестом против публикации «мракобесного романа» («Чего же ты хочешь?»). За Кочетова вступился Михаил Шолохов в своём письме 11 ноября 1969 года к Брежневу: «Мне кажется, что не надо ударять по Кочетову. Он попытался сделать важное и нужное дело, приёмом памфлета разоблачая проникновение в наше общество идеологических диверсантов».

Суслов занял отрицательную позицию к роману (поскольку там ясно говорилось о развале идеологической работы в партии) и запретил обсуждение романа в советской печати. По мнению историка Михаила Золотоносова это был страх Суслова, связанный со слишком радикальными высказываниями по любым поводам. Только в «Литературной газете» появилась одна, весьма традиционная ("Где автор видел подобное? У нас ведь растет идейно здоровая молодежь!") и "в целом отрицательная" рецензия Ю. Андреева.

Секретарь ЦК Демичев в частной обстановке ругал роман: "Роман Кочетова — антипартийное произведение. Читаю последнего в уборной, но нерегулярно".

Хотя публикация романа «Чего же ты хочешь?» в 9—11 номерах журнала «Октябрь» за 1969 год выстроила очереди за этим журналом ("уже в киосках не достать №9"), ни одно московское издательство не решалось выпустить его отдельной книгой. Вскоре журнальный вариант романа был издан в виде книги в Лондоне, в Риме (с предисловием Витторио Страды) и в Шанхае, а книжный вариант — в Белоруссии. По словам Кочетова тираж белорусского издания не дошёл до большинства российских читателей, поскольку был скуплен, а по сути конфискован, ЦК КПСС по указанию одного из членов Политбюро (вероятно, Суслова). Не попал этот роман и в изданное в 1989 году собрание сочинений Кочетова — не допустила цензура.

«Молнии бьют по вершинам» — незавершённый роман Кочетова, в котором он на примере некоторых нравов зиновьевского партийного руководства Ленинграда пытался осудить культ Брежнева, нанести удар по режиму личной власти. По мнению Идашкина, читавшего бескупюрную рукопись, там звучат темы идейно-нравственной чистоты, опасности перерождения кадров, культа личности руководителей.

4 ноября 1973 года Кочетов покончил жизнь самоубийством на даче в Переделкино, застрелившись из охотничьего ружья (по другим сведениям — из именного пистолета Walther 7,62). По мнению ряда источников, Кочетов принял решение добровольно уйти из жизни, испытывая тяжёлые мучения в результате ракового заболевания. В печати по настоятельному требованию Суслова появилось сообщение только о скоропостижной смерти писателя: «Не будем увеличивать число самоубийц в русской литературе», — заключил Суслов; в официальном некрологе также не упоминался последний опубликованный роман писателя. The New York Times опубликовала свой некролог "консервативному советскому писателю". Кочетова похоронили в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 7).