Биография Марии Каллас

Биография Марии Каллас . Жизнь и смерть Каллас, памятные места и даты. История любви с Аристотелем Онассисом . Цитаты оперной певицы, фильм, фото .

Годы жизни

родилась 2 декабря 1923, умерла 16 сентября 1977

Эпитафия

Биография Марии Каллас - это история трагической судьбы великой женщины, обладающей уникальным голосом . В жизни Каллас были и взлеты и падения, и счастливый брак и несчастная любовь, и божественный талант и тяжелая болезнь, лишившая Каллас голоса. Самая известная певица прошлого столетия, которой рукоплескали лучшие залы мира, скончалась в полном одиночестве, так и не став счастливой.

Мария Каллас родилась в Нью-Йорке в 1923 году. Любовь к классической музыке появилась у девочки еще в возрасте трех лет. Когда мама Марии развелась с отцом и увезла обеих дочерей в Афины, девушка поступила в Королевскую музыкальную консерваторию. Туда принимали только с шестнадцати лет, поэтому Марии пришлось солгать по поводу своего возраста - ей было всего четырнадцать. Спустя всего пять лет она уже исполняла свою первую партию в опере «Тоска». После войны Мария вернулась в Нью-Йорк, но певческая карьера Каллас в США не сложилась, и вскоре она уехала в Италию . Там, в Италии, она познакомилась со своим будущим мужем - Джованни Баттистой, промышленником и любителем оперы. Он всерьез занялся карьерой своей жены - Мария похудела, научилась стильно одеваться, много работала. Наконец, в 1950 году состоялся ее дебют на сцене Ла Скала в Милане . Их семейная жизнь складывалась счастливо - до рокового знакомства Каллас с Онассисом , открывшего новую страницу в биографии Каллас, полную боли, разочарования и одиночества.

На момент знакомства Каллас с Онассисом он уже был сказочно богат . Все, в чем он нуждался, это слава - и роман со знаменитой певицей Каллас был его билетом в богемный мир. Для Марии это была любовь с первого взгляда, с первой встречи, когда Онассис пригласил ее и ее мужа на свою яхту «Кристина» , похожую на роскошный плавучий пятиэтажный дворец. Мария развелась с мужем, а жена Онассиса - забрала детей и уехала из дома . Но, увы, Онассис вовсе не спешил разводиться с женой и жениться на Каллас - это было невыгодно для бизнеса. Измученная Мария продолжала мечтать о свадьбе с Аристотелем несколько лет. У нее начал пропадать голос. После очередного провала Онассис в пылу ссоры бросил Каллас: «Ты - ничтожество». Но она продолжала верить в их любовь и тогда, когда Онассис стал ухаживать за Жаклин Кеннеди . И даже после женитьбы Онассиса на Жаклин она не могла ему отказать и продолжала принимать в своем доме.

Причина смерти Марии Каллас

Аристотель умер в 1975 году . Мария прожила без любимого еще два года - в полном одиночестве в своей парижской квартире, практически не выходя из нее. Смерть Марии Каллас наступила 16 сентября 1977 года и стала большой потерей для всего мирового музыкального сообщества. Итальянские врачи смогли установить наиболее вероятную причину смерти Каллас - дерматомиозит, болезнь соединительной ткани и гладкой мускулатуры , которая и лишила Каллас голоса, любви, а затем и жизни. Существует и другая, менее вероятная, версия того, от чего умерла Каллас в столь раннем возрасте (в 54 года), - по некоторым данным певица могла быть отравлена своей близкой подругой.

Похороны Каллас состоялись три дня спустя после смерти Каллас, она была кремирована и захоронена на кладбище Пер-Лашез . Вопреки желанию певицы, чтобы ее прах развеяли над Эгейским морем, омывающем остров Скорпиос, где был похоронен ее любимый. Только спустя два года ее воля была исполнена - после того, как могила Каллас была ограблена . До сих пор знаменитые оперные исполнители, модельеры, художники посвящают свои творения памяти Каллас, непревзойденной диве с трагической судьбой .

Роман Марии с Аристотелем сыграл в ее жизни роковую роль

Линия жизни

2 декабря 1923 г. Дата рождения Марии Каллас.
1936 г. Переезд из Нью-Йорка в Афины.
1937 г. Учеба в Афинской консерватории.
июль 1941 г. Дебют Марии в Афинской опере в партии Тоски.
1945 г. Возвращение в Нью-Йорк.
1947 г. Дебют в США на сцене амфитеатра «Арена ди Верона».
1949 г. Брак с Джованни Баттистой Менегини.
1950 г. Первое выступление Каллас в Ла Скала.
1953 г. Выпуск записей опер с Марией Каллас фирмой EMI.
1959 г. Перелом в карьере, развод с мужем, начало отношений с Аристотелем Онассисом.
1969 г. Съемки в фильме «Медея» итальянского режиссера Пьера Паоло Пазолини.
16 сентября 1977 г. Дата смерти Каллас.
20 сентября 1977 г. Похороны Марии Каллас.

Памятные места

1. Центр защиты здоровья The Terence Cardinal Cooke (бывший госпиталь Flower), где родилась Каллас.
2. Собор Святой Тринити, где была крещена Каллас.
3. Афинская консерватория, где училась Каллас.
4. Афинская опера, где состоялся дебют Марии Каллас.
5. La Scala, где Каллас впервые выступила в 1950 году.
6. Concorde Opéra Paris, где выступала Каллас.
7. Дом Каллас в Париже.
8. Греческий ортодоксальный собор им. Святого Стефана, где состоялась прощальная литургия по Каллас.
9. Кладбище Пер-Лашез, где похоронена Каллас.
10. Эгейское море, над водами которого был развеян прах Каллас в 1979 году.

Эпизоды жизни

Джованни Баттиста был для Марии скорее продюсером и отцом, чем мужем. Он вкладывал в нее свои деньги, как в успешный бизнес-проект. Именно он настоял, чтобы Мария похудела - на момент их знакомства она весила более 100 килограмм. Худея, Мария записывала свои достижения: «Джоконда 92 кг; Аида 87 кг; Норма 80 кг; Медея 78 кг; Лючия 75 кг; Альцеста 65 кг; Елизавета 64 кг». Неудивительно, что она влюбилась в Аристотеля, который отнесся к ней не только как к талантливой диве, но и как к красивой женщине . Позже Мария винила Баттисту: «Куда ты смотрел, когда у меня ноги подкашивались?». Баттиста не стал бороться за Марию, тем не менее долго не давал ей развод, пока не узнал, что Аристотель женился на Кеннеди.

У Марии Каллас не было детей. Сначала ее муж Джованни Баттиста не позволял ей их иметь, боясь, что материнство помешает ее карьере. Каллас забеременела от Онассиса, когда ей было 41, она была готова стать матерью, но Аристотель запретил ей : «У меня уже есть двое детей, и третий не нужен». Уговоры не смогли сломать решение любимого, и Каллас избавилась от ребенка, о чем впоследствии жалела всю жизнь . В день, когда Аристотель женился на Жаклин, Мария прокляла этот брак: «Обратите внимание на мои слова. Боги будут справедливы. Есть на свете правосудие». Спустя пять лет единственный сын Аристотеля погиб в автокатастрофе.

Мария Каллас винила Аристотеля в том, что потеряла голос. В одном из писем она говорила ему: «Мой голос хотел предупредить меня о том, что вскоре я встречусь с тобой и ты изничтожишь и его, и меня». Последнее выступление дивы состоялось 11 ноября 1974 года , после чего она вернулась в свою квартиру и почти не выходила из нее. Она была страшно одинока , признаваясь, что только когда она пела, она чувствовала, что ее любят. Через год, когда умер Аристотель, Мария сказала: «Ничего больше не имеет значения, потому что ничего никогда не будет так, как было… Без него».

Могила Марии Каллас

Завет, цитата

«Любовь более важна, чем любой артистический триумф».

фильм «Мария Каллас — Краткая Видео Биография Оперной Звезды»

Соболезнования

«Мы не увидим больше подобную ей».
Рудольф Бинг, импрессарио, глава «Метрополитен Опера» в 1950-1972 гг.

«Мария Каллас имела сопрано, которое доводило публику до неистовства. Ее вокальные и личные взлеты и падения были так же драматичны и экстравагантны, как судьбы оперных героинь, которых она играла».
Дэвид Лоу, композитор

Слева направо: мать Марии Каллас, Мария Каллас, её сестра и отец. 1924 год

В 1937 году вместе с матерью она приезжает на родину и поступает в одну из афинских консерваторий, «Этникон одеон», к известному педагогу Марии Тривелла.

Под ее руководством Каллас подготовила и исполнила в студенческом спектакле свою первую оперную партию - роль Сантуццы в опере «Сельская честь» П. Масканьи. Столь знаменательное событие произошло в 1939 году, который стал своеобразным рубежом в жизни будущей певицы. Она переходит в другую афинскую консерваторию, «Одеон афион», в класс выдающейся колоратурной певицы испанки Эльвиры де Идальго, которая завершила шлифовку голоса и помогла Каллас состояться как оперной певице.

В 1941 году Каллас дебютировала в Афинской опере, исполнив партию Тоски в одноименной опере Пуччини. Здесь она работает до 1945 года, постепенно начиная осваивать ведущие оперные партии.

В голосе Каллас заключалась гениальная «неправильность». В среднем регистре у нее слышался особый приглушенный, даже как бы несколько сдавленный тембр. Знатоки вокала считали это недостатком, а слушатели видели в этом особое очарование. Не случайно говорили о магии ее голоса, о том, что она завораживает аудиторию своим пением. Сама певица называла свой голос «драматической колоратурой».

В 1947 году она получила первый престижный контракт - ей предстояло петь в опере Понкьелли "Джоконда" на Арене ди Верона, самого большого в мире оперного театра под открытым небом, где выступали почти все величайшие певцы и дирижеры XX века. Спектаклем дирижировал Туллио Серафин, один из лучших дирижеров итальянской оперы. И вновь личная встреча определяет судьбу актрисы. Именно по рекомендации Серафина Каллас приглашают в Венецию. Здесь под его руководством она исполняет заглавные партии в операх «Турандот» Дж. Пуччини и « » Р. Вагнера.

Мария Каллас в опере Джакомо Пуччини "Турандот"

Мария без устали совершенствовала не только свой голос, но и фигуру. Истязала себя жесточайшей диетой. И достигла желаемого результата, изменившись фактически до неузнаваемости. Она сама так фиксировала свои достижения: "Джоконда 92 кг; Аида 87 кг; Норма 80 кг; Медея 78 кг; Лючия 75 кг; Альцеста 65 кг; Елизавета 64 кг". Так таял вес ее героинь при росте 171 см.

Мария Каллас и Туллио Серафин. 1949 год

В самом знаменитом театре мира - миланском «Ла Скала» - Каллас появилась в 1951 году, исполнив партию Елены в «Сицилийской вечерне» Дж. Верди.

Мария Каллас. 1954 год

Казалось, что в оперных партиях Каллас проживает кусочки своей жизни. Одновременно она отражала и женскую судьбу вообще, любовь и страдания, радость и печаль. Образы Каллас всегда были полны трагизма. Ее любимыми операми были "Травиата" Верди и "Норма" Беллини, т.к. их героини приносят себя в жертву любви и этим очищают душу.

Мария Каллас в опере Джузеппе Верди "Травиата" (партия Виолетты)

Мария Каллас в опере Винченцо Беллини "Норма". 1956 год

Впрочем, не так-то просто выделить лучшие работы в ее репертуарной веренице. Дело в том, что Каллас к каждой своей новой партии подходила с чрезвычайной и даже несколько необычной для оперных примадонн ответственностью. Спонтанный метод был ей чужд. Она трудилась настойчиво, методично, с полным напряжением духовных и интеллектуальных сил. Ею руководило стремление к совершенству, и отсюда бескомпромиссность ее взглядов, убеждений, поступков. Все это приводило к бесконечным столкновениям Каллас с администрацией театров, антрепренерами, а порой и партнерами по сцене.

Мария Каллас в опере Винченцо Беллини "Сомнамбула"

На протяжении семнадцати лет Каллас пела практически не жалея себя. Исполнила около сорока партий, выступив на сцене более 600 раз. Кроме того, непрерывно записывалась на пластинки, делала специальные концертные записи, пела на радио и телевидении.

Мария Каллас оставила сцену в 1965 году.

В 1947 году Мария Каллас познакомилась с богатым промышленником и фанатом оперы Джованни Батиста Менегини. 24-летняя малоизвестная певица и ее кавалер, почти вдвое старше, стали друзьями, потом заключили творческий союз, а через два года обвенчались во Флоренции. Менегини всегда играл при Каллас роль отца, друга и менеджера, а мужа - в самую последнюю очередь. Как сказали бы сегодня, Каллас была его суперпроектом, в который он вкладывал прибыль от своих кирпичных заводов.

Мария Каллас и Джованни Батиста Менегини

В сентябре 1957-го на балу в Венеции Каллас познакомилась со своим земляком, мультимиллиардером Аристотелем Онассисом. Уже через несколько недель Онассис пригласил Каллас вместе с мужем отдохнуть на своей знаменитой яхте "Кристина". Мария и Ари на глазах у изумленной публики, не страшась пересудов, то и дело уединялись в апартаментах хозяина яхты. Казалось, мир еще не знал такого сумасшедшего романа.

Мария Каллас и Аристотель Онассис. 1960 год

Каллас впервые в жизни была по-настоящему счастлива. Она, наконец, полюбила и была абсолютно уверена, что это взаимно. Впервые в жизни она перестала интересоваться карьерой - престижные и выгодные контракты один за другим уходили из ее рук. Мария оставила мужа и переехала в Париж, поближе к Онассису. Для нее существовал только Он.

На седьмом году их отношений у Марии появилась последняя надежда стать матерью. Ей было уже 43. Но Онассис жестоко и безапелляционно поставил ее перед выбором: или он или ребенок, заявив, что у него уже есть наследники. Не знал он, да и не мог знать, что судьба жестоко ему отомстит, - в автокатастрофе погибнет его сын, а несколькими годами позже от наркотической передозировки умрет дочь...

Мария панически боится потерять своего Ари и соглашается на его условия. Недавно на аукционе "Сотбис" среди прочих вещей Каллас был продан и меховой палантин, подаренный ей Онассисом после того, как она сделала аборт...

Великая Каллас думала, что достойна великой любви, а оказалась очередным трофеем самого богатого в мире грека. В 1969 году Онассис женится на вдове американского президента Жаклин Кеннеди, о чем сообщает Марии через посыльного. В день этой свадьбы Америка негодовала. "Джон умер во второй раз!" - кричали газетные заголовки. И Мария Каллас, отчаянно умолявшая Аристотеля пожениться, по большому счету тоже умерла именно в этот день.

В одном из последних своих писем к Онассису Каллас заметила: "Мой голос хотел предупредить меня о том, что вскоре я встречусь с тобой, и ты изничтожишь и его, и меня". Последний раз голос Каллас звучал на концерте в Саппоро 11 ноября 1974 года. Вернувшись в Париж после этих гастролей, Каллас фактически больше не покидала своей квартиры. Утратив возможность петь, она потеряла последние нити, связывающие ее с миром. Лучи славы выжигают все вокруг, обрекая звезду на одиночество. "Только когда я пела, я чувствовала, что меня любят", - часто повторяла Мария Каллас.

Эта трагическая героиня постоянно играла выдуманные роли на сцене и, по иронии судьбы, ее жизнь стремилась превзойти трагизм ролей, которые она играла в театре. Наиболее известной партией Каллас была Медея - роль, как будто специально написанная для этой чувствительной и эмоционально непостоянной женщины, олицетворяющей трагедию жертвы и предательства. Медея пожертвовала всем, включая отца, брата и детей, ради залога вечной любви Ясона и завоевания золотого руна. После такой самозабвенности жертвенности Медея была предана Ясоном так же, как Каллас была предана своим любовником, судостроительным магнатом Аристотелем Онассисом, после того как она пожертвовала своей карьерой, своим мужем и своим творчеством. Онассис изменил своему обещанию жениться и отказался от ее ребенка после того, как он завлек ее в свои объятия, что заставляет вспомнить судьбу, выпавшую на долю вымышленной Медеи. Страстное изображение волшебницы Марией Каллас потрясающе напоминало ее собственную трагедию. Она играла с такой реалистической страстью, что эта роль стала для нее ключевой на сцене, а затем в кино. Фактически, последним значительным выступлением Каллас была роль Медеи в артистически разрекламированном фильме Паоло Пазолини.

София Сесилия Калос (Sophia Cecelia Kalos, 2 декабря 1923 – 16 сентября 1977) – греческая, а затем американская оперная певица, получившая мировое признание за свой непревзойденный голос.

Детство

Мария Каллас родилась 2 декабря в городе Нью-Йорке, в семье греческих эмигрантов. Отец девочки был военным и подорвался на мине, не дожив всего несколько недель до рождения ребенка. Мать в разные годы работала преподавательницей в школе, а также пыталась всеми силами обучить дочь музыкальному искусству – тому, о чем в свое время грезила сама, но не смогла выучиться из-за сложной ситуации в семье.

Таким образом, юную Марию с самого раннего детства водили в театры и обучали игре на фортепиано. К слову, девочка отличалась великолепным музыкальным слухом, поэтому занятия давались ей легко, а процесс приносил огромное удовольствие.

Первоначально мать отвела девочку в музыкальную школу, находящуюся в самом Нью-Йорке, где проживала семья. Однако городское образование того времени было не столь хорошим, поэтому заботливая родительница грезила возвращением на свою историческую родину, где её дочка смогла бы стать не только профессиональным музыкантом, но и весьма известной личностью.

Однако такая возможность представилась лишь в 1936 году, и мать, пообещав ребенку великое будущее на музыкальном поприще, с радостью переезжает в Афины, где отдает Марию в специализированную школу для талантливой молодежи.

Юность

В возрасте 14 лет юное дарование поступает в Афинскую консерваторию, где её педагогом становится еще одна эмигрантка – на этот раз из Испании – Эльвира де Идальго. Поскольку женщина в течение всей своей жизни была погружена в музыку и оперное пение, она отлично знала своё дело, поэтому с первых же дней разглядела в девушке огромный потенциал.

Однако мечты девушки и её матери об успешной карьере были омрачены начавшейся Второй мировой войной, из-за которой Афины, как и многие другие города, оказались оккупированной территорией, выйти за пределы которой удавалось лишь единицам. Мария оказалась в непростой ситуации. С одной стороны, влиятельные друзья Каллас могли вывезти её зарубеж, но мать в таком случае осталась бы в Афинах. А поскольку это был единственный родной человек, девушка решает остаться до последнего с матерью. В этом же, 1941-м, году состоялся дебют Марии Каллас на сцене в качестве оперной исполнительницы.

Карьера

Как только Вторая Мировая заканчивается, Мария с матерью сразу же возвращаются в Нью-Йорк, где девушка планирует начать серьезную карьеру. Но здесь начинается то, что она меньше всего представляла – первые неудачи. Несмотря на тот факт, что в Афинах фамилию Каллас знал буквально каждый второй житель, для Нью-Йорка она была одной из многочисленных начинающих оперниц, которые ежедневно искали себя, обращаясь в театры.

Решив, что так легко и просто она не откажется от мечты, Мария начинает также искать для себя место, где можно было бы показать свой истинный талант и одновременно чему-то научиться у профессионалов. Но ей отказывают и «Метрополитен Опера», ссылаясь на её достаточный вес, и «Лирическая Опера», на возрождение которой так надеялась сама певица.

В итоге в 1947 году Мария Каллас начинает выступать в «Арена ди Верона», куда её берут с большой неохотой из-за непростого, очень упорного и скрытного характера. Однако с первых же дней постановщики понимают свои ошибки и в один голос начинают утверждать, что у нее невероятный талант. Сначала она участвует в опере «Джаконда», затем следуют партии в пьесах «Аид» и «Норма».

Еще одной успешной работой становятся две параллельные партии опер Вагнера и Беллини, которые были абсолютно не совместимы для одного исполнителя ввиду своей сложности. Но Мария успешно справляется, после чего получает первое мировое признание аудитории и музыкальных критиков. А выступив в 1950 году в «Ла Скала», она навсегда получает титул «королевы итальянских примадонн».

Личная жизнь

Существует ошибочное мнение о том, что на протяжении своей тяжелой, но на редкость продуктивной жизни Мария Каллас избегала мужского внимания и была, скорее, феминисткой, поэтому никогда и ни за кого не выходила замуж. Однако это вовсе не так.

Со своим первым мужем она познакомилась во время турне по Италии. Он был местным промышленником, поэтому, благодаря его связям, Каллас могла беспрепятственно выступать абсолютно во всех заведениях. Через несколько месяцев бурного романа промышленник Джованни Батиста Менегини продает весь свой бизнес и полностью отдает себя в руки оперной певицы, которой был очарован буквально с первых секунд знакомства.

В 1957 году, во время празднования дня рождения журналистки Эльзы Максвелл, Мария встречает невероятно обаятельного и роскошного Аристотеля Онассиса. Джованни, который на тот момент уже является супругом оперницы, отходит для неё на второй план.

Пара начинает ссориться, и спустя несколько месяцев Каллас подает на развод, надеясь на совместное будущее с Онассисом. Но тут случается вторая серьезная неудача в её жизни – уже будучи разведенной женщиной, она на некоторое время теряет связь с Аристотелем, а когда тот снова появляется в городе, женщине становится известно о его недавней женитьбе на Жаклин Кеннеди. Так Мария Каллас остается одна, с разрушенными надеждами и музыкой в качестве утешения.

Взлёту карьеры Каллас в середине XX века сопутствовало появление в звукозаписи долгоиграющей пластинки и дружба с видным деятелем звукозаписывающей компании EMI Вальтером Легге .

Приход на сцену оперных театров нового поколения дирижёров, таких как Герберт фон Караян и Леонард Бернстайн , и кинорежиссеров, таких как Лукино Висконти и Франко Дзеффирелли , сделал каждый спектакль с участием Марии Каллас событием. Она превратила оперу в настоящий драматический театр, заставляя даже «трели и гаммы выражать радость, беспокойство или тоску» .

Введена в Зал славы журнала Gramophone .

Биография

Педагогическая деятельность

Работа в кино

В 1968 году Портрет Марии Каллас / Maria Callas Portrat (1968, Германия, короткометражный, экспериментальный,)

Смерть

Последние годы жизни Мария Каллас жила в Париже , практически не выходя из квартиры, где и скончалась в 1977 году . Тело было кремировано и похоронено на кладбище Пер-Лашез . После кражи урны с пеплом и возвращения её обратно, её прах был развеян над Эгейским морем . Пустая урна остается в колумбарии кладбища Пер-Лашез.

Итальянские фониатры (врачи-специалисты по заболеваниям голосовых связок) Франко Фусси и Нико Паолилло установили наиболее вероятную причину смерти оперной дивы Марии Каллас, пишет итальянская La Stampa (перевод статьи на английский опубликован Parterre Box). Согласно результатам их исследования, Каллас умерла от дерматомиозита - редкого заболевания соединительной ткани и гладкой мускулатуры.

К такому выводу Фусси и Паолилло пришли, изучив сделанные в разные годы записи Каллас и проанализировав постепенное ухудшение её голоса. Спектрографический анализ студийных записей и концертных выступлений показал, что к концу 1960-х, когда ухудшение её вокальных данных стало очевидным, диапазон голоса Каллас фактически сменился с сопрано на меццо-сопрано, что объясняло изменение звучания высоких нот в её исполнении.

Кроме того, тщательное изучение видеозаписей её поздних концертов выявило, что мышцы певицы значительно ослабли: грудь практически не поднималась при дыхании, а при вдохе певица приподнимала плечи и напрягала дельтовидные мышцы, то есть по сути совершала самую распространенную ошибку при поддержке голосовой мышцы.

Причина смерти Марии Каллас достоверно неизвестна, однако считается, что певица умерла от остановки сердца. По мнению Фусси и Паолилло, результаты их работы прямо свидетельствуют о том, что приведший к этому инфаркт миокарда был осложнением в результате дерматомиозита. Примечательно, что этот диагноз (дерматомиозит) Каллас поставил незадолго до смерти её врач Марио Джаковаццо (известно об этом стало лишь в 2002 году).

В то же время вокруг смерти певицы существует и теория заговора , высказанная, в частности, кинорежиссёром Франко Дзеффирелли , заявившим в 2004 году, что Каллас могла быть отравлена при участии её ближайшей подруги последних лет, пианистки Вассо Деветци .

Оперные партии

Фильмография

- Der Grosse Bagarozy / The Devil and Ms. D (режиссёр Бернд Эйхингер , в главных ролях Тиль Швайгер , Корина Харфух , Томас Хайнц , Кристин Нейбауэр)
- Каллас навсегда / Callas Forever (режиссёр Франко Дзеффирелли , в главной роли Фанни Ардан)
- Каллас и Онассис / Callas e Onassis (режиссёр Джорджо Капитани , в главных ролях Луиза Раньери , Жерар Дармон)
- Принцесса Монако , режиссёр Даан Оливье , Вега Пас киновоплощение Марии Каллас

Напишите отзыв о статье "Мария Каллас"

Литература

Ardoin John, THE CALLAS LEGACY. Seribner-New York.
Remy Pierre-Jean, CALLAS - UNE VIE. Editions Ramsay - Parigi.
Jellinek George, CALLAS-PORTRAIT OF A PRIMA DONNA. Ziff Davis-New York.
Юрген Кестинг. Мария Каллас. - Москва, Аграф, 2001.

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мария Каллас

В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.
Не успел еще Ростов обдумать и определить, как далеки эти выстрелы, как от Витебска прискакал адъютант графа Остермана Толстого с приказанием идти на рысях по дороге.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся идти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую то пустую, без жителей, деревню, опять поднялся на гору. Лошади стали взмыливаться, люди раскраснелись.
– Стой, равняйся! – послышалась впереди команда дивизионера.
– Левое плечо вперед, шагом марш! – скомандовали впереди.
И гусары по линии войск прошли на левый фланг позиции и стали позади наших улан, стоявших в первой линии. Справа стояла наша пехота густой колонной – это были резервы; повыше ее на горе видны были на чистом чистом воздухе, в утреннем, косом и ярком, освещении, на самом горизонте, наши пушки. Впереди за лощиной видны были неприятельские колонны и пушки. В лощине слышна была наша цепь, уже вступившая в дело и весело перещелкивающаяся с неприятелем.
Ростову, как от звуков самой веселой музыки, стало весело на душе от этих звуков, давно уже не слышанных. Трап та та тап! – хлопали то вдруг, то быстро один за другим несколько выстрелов. Опять замолкло все, и опять как будто трескались хлопушки, по которым ходил кто то.
Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.

Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»

Одна из выдающихся певиц прошедшего века Мария Каллас при жизни стала настоящей легендой. К чему бы ни прикоснулась артистка, все озарялось каким-то новым, неожиданным светом. Она умела взглянуть на многие страницы оперных партитур новым, свежим взглядом, открыть в них доселе неизведанные красоты.

Мария Каллас (настоящее имя Мария Анна София Цецилия Калогеропулу) родилась 2 декабря 1923 года в Нью-Йорке, в семье греческих эмигрантов. Несмотря на небольшой достаток, родители решили дать ей певческое образование. Необыкновенный талант Марии проявился еще в раннем детстве. В 1937 году вместе с матерью она приезжает на родину и поступает в одну из афинских консерваторий, «Этникон одеон», к известному педагогу Марии Тривелла.

Ведь в голосе Каллас заключалась гениальная «неправильность». В среднем регистре у нее слышался особый приглушенный, даже как бы несколько сдавленный тембр. Знатоки вокала считали это недостатком, а слушатели видели в этом особое очарование. Не случайно говорили о магии ее голоса, о том, что она завораживает аудиторию своим пением. Сама певица называла свой голос «драматической колоратурой».

Открытие Каллас произошло 2 августа 1947 года, когда никому не известная двадцатичетырехлетняя певица появилась на сцене театра «Арена ди Верона», самого большого в мире оперного театра под открытым небом, где выступали почти все величайшие певцы и дирижеры XX века. Летом здесь проводится грандиозный оперный фестиваль, во время которого и выступила Каллас в заглавной роли в опере Понкьелли «Джоконда».

Спектаклем дирижировал Туллио Серафин, один из лучших дирижеров итальянской оперы. И вновь личная встреча определяет судьбу актрисы. Именно по рекомендации Серафина Каллас приглашают в Венецию. Здесь под его руководством она исполняет заглавные партии в операх «Турандот» Дж. Пуччини и «Тристан и Изольда» Р. Вагнера.

Казалось, что в оперных партиях Каллас проживает кусочки своей жизни. Одновременно она отражала и женскую судьбу вообще, любовь и страдания, радость и печаль.

Знаменитый певец Марио Дель Монако вспоминает:

«Я познакомился с Каллас в Риме, вскоре после ее прибытия из Америки, в доме маэстро Серафина, и помню, что она спела там несколько отрывков из «Турандот». Впечатление у меня сложилось не самое лучшее. Разумеется, Каллас легко справлялась со всеми вокальными трудностями, но гамма ее не производила впечатления однородной. Середина и низы были гортанными, а крайние верхи вибрировали.

Однако с годами Мария Каллас сумела превратить свои недостатки в достоинства. Они стали составной частью ее артистической личности и в каком-то смысле повысили исполнительскую оригинальность. Мария Каллас сумела утвердить свой собственный стиль. Впервые я пел с ней в августе 1948 года в генуэзском театре «Карло Феличе», исполняя «Турандот» под управлением Куэсты, а год спустя мы вместе с ней, а также с Росси-Леменьи и маэстро Серафином отправились в Буэнос-Айрес…

…Вернувшись в Италию, она подписала с «Ла Скала» контракт на «Аиду», но и у миланцев не вызвала большого энтузиазма. Столь гибельный сезон сломил бы кого угодно, только не Марию Каллас. Ее воля могла сравниться с ее талантом. Помню, например, как, будучи сильно близорукой, она спускалась по лестнице в «Турандот», нащупывая ступени ногой столь естественно, что никто и никогда не догадался бы о ее недостатке. При любых обстоятельствах она держала себя так, будто вела схватку со всеми окружающими.

Как-то февральским вечером 1951 года, сидя в кафе «Биффи Скала» после спектакля «Аида» под управлением Де Сабаты и при участии моей партнерши Константины Араухо, мы разговаривали с директором «Ла Скала» Гирингелли и генеральным секретарем театра Ольдани о том, какой оперой лучше всего открыть следующий сезон… Гирингелли спросил, считаю ли я «Норму» подходящей для открытия сезона, и я ответил утвердительно. Но Де Сабата все никак не решался выбрать исполнительницу главной женской партии… Суровый по характеру, Де Сабата, так же как Гирингелли, избегал доверительных отношений с певцами. Все же он повернулся ко мне с вопросительным выражением лица.

«Мария Каллас» - не колеблясь ответил я. Де Сабата, помрачнев, напомнил о неуспехе Марии в «Аиде». Однако я стоял на своем, говоря, что в «Норме» Каллас станет подлинным открытием. Я помнил, как она победила неприязнь публики театра «Колон», отыгравшись за свою неудачу в «Турандот». Де Сабата согласился. Видимо, кто-то другой уже называл ему имя Каллас, и мое мнение оказалось решающим.

Сезон решено было открыть также «Сицилийской вечерней», где я не участвовал, поскольку она непригодна для моего голоса. В тот же год феномен Марии Менегини-Каллас вспыхнул новой звездой на мировом оперном небосводе. Сценический талант, певческая изобретательность, необычайное актерское дарование - все это самой природой было даровано Каллас, и она сделалась ярчайшей величиной. Мария встала на путь соперничества с молодой и столь же агрессивной звездой - Ренатой Тебальди.

1953 год положил начало этому соперничеству, продлившемуся целое десятилетие и разделившему оперный мир на два лагеря».

Великий итальянский режиссер Л. Висконти услышал Каллас впервые в роли Кундри в вагнеровском «Парсифале». Восхищенный талантом певицы, режиссер вместе с тем обратил внимание на неестественность ее сценического поведения. На артистке, как он вспоминал, была огромнейшая шляпа, поля которой раскачивались в разные стороны, мешая ей видеть и двигаться. Висконти сказал себе: «Если я когда-нибудь буду работать с ней, ей не придется так мучиться, я позабочусь об этом».

В 1954 году такая возможность представилась: в «Ла Скала» режиссер, уже достаточно знаменитый, поставил свой первый оперный спектакль - «Весталку» Спонтини с Марией Каллас в главной роли. За ним последовали новые постановки, в числе которых и «Травиата» на той же сцене, ставшая началом всемирной славы Каллас. Сама певица писала позднее: «Лукино Висконти означает новый важный этап в моей артистической жизни. Никогда не забуду третьего действия „Травиаты“, поставленной им. Я выходила на сцену подобно рождественской елке, наряженная как героиня Марселя Пруста. Без слащавости, без пошлой сентиментальности. Когда Альфред бросал мне в лицо деньги, я не пригибалась, не убегала: оставалась на сцене с распростертыми руками, как бы говоря публике: „Перед вами бесстыдница“. Именно Висконти научил меня играть на сцене, и я храню к нему глубокую любовь и благодарность. На моем рояле только две фотографии - Лукино и сопрано Элизабет Шварцкопф, которая из любви к искусству учила всех нас. С Висконти мы работали в атмосфере истинного творческого содружества. Но, как я говорила много раз, важнее всего другое: он первый дал мне доказательство, что мои предшествующие искания были верными. Ругая меня за различные жесты, казавшиеся публике красивыми, но противоречившие моей природе, он заставил меня многое передумать, утвердить основной принцип: максимальная исполнительская и вокальная выразительность с минимальным использованием движений».

Восторженные зрители наградили Каллас титулом La Divina - Божественная, который сохранился за ней и после смерти.

Быстро осваивая все новые партии, она выступает в Европе, Южной Америке, Мексике. Перечень ее ролей поистине невероятен: от Изольды в опере Вагнера и Брунхильды в операх Глюка и Гайдна до распространенных партий своего диапазона - Джильды, Лючии в операх Верди и Россини. Каллас называли возродительницей стиля лирического бельканто.

Примечательна ее интерпретация роли Нормы в одноименной опере Беллини. Каллас считается одной из лучших исполнительниц этой роли. Вероятно, осознавая свое духовное родство с этой героиней и возможности своего голоса, Каллас пела эту партию на многих своих дебютах - в «Ковент-Гарден» в Лондоне в 1952 году, затем на сцене «Лирик-опера» в Чикаго в 1954 году.

В 1956 году ее ждет триумф в городе, где она родилась, - в «Метрополитен-опера» специально подготовили для дебюта Каллас новую постановку «Нормы» Беллини. Эту партию наряду с Лючией ди Ламмермур в одноименной опере Доницетти критики тех лет причисляют к высшим достижениям артистки. Впрочем, не так-то просто выделить лучшие работы в ее репертуарной веренице. Дело в том, что Каллас к каждой своей новой партии подходила с чрезвычайной и даже несколько необычной для оперных примадонн ответственностью. Спонтанный метод был ей чужд. Она трудилась настойчиво, методично, с полным напряжением духовных и интеллектуальных сил. Ею руководило стремление к совершенству, и отсюда бескомпромиссность ее взглядов, убеждений, поступков. Все это приводило к бесконечным столкновениям Каллас с администрацией театров, антрепренерами, а порой и партнерами по сцене.

Каллас регулярно выступала в миланском «Ла Скала» (1950-1958, 1960-1962), лондонском театре «Ковент-Гарден» (с 1962), Чикагской опере (с 1954), нью-йоркской «Метрополитен-опера» (1956-1958). Зрители шли на ее спектакли не только для того, чтобы услышать великолепное сопрано, но и для того, чтобы увидеть настоящую трагическую актрису. Исполнение таких популярных партий, как Виолетта в «Травиате» Верди, Тоска в опере Пуччини или Кармен, принесло ей триумфальные успехи. Однако не в ее характере была творческая ограниченность. Благодаря ее художественной пытливости ожили на сцене многие забытые образцы музыки XVIII-XIX веков - «Весталка» Спонтини, «Пират» Беллини, «Орфей и Эвридика» Гайдна, «Ифигения в Авлиде», и «Альцеста» Глюка, «Турок в Италии» и «Армида» Россини, «Медея» Керубини…

«Пение Каллас было поистине революционным, - пишет Л.О. Акопян, - она сумела возродить почти забытый со времен великих певиц XIX века - Дж. Пасты, М. Малибран, Джулии Гризи - феномен „безграничного“, или „свободного“, сопрано (итал. soprano sfogato), со всеми присущими ему достоинствами (такими, как диапазон в две с половиной октавы, богато нюансированное звучание и виртуозная колоратурная техника во всех регистрах), а также своеобразными „недостатками“ (чрезмерной вибрацией на самых высоких нотах, не всегда естественным звучанием переходных нот). Помимо голоса уникального, мгновенно узнаваемого тембра, Каллас обладала огромным талантом трагической актрисы. Из-за чрезмерного напряжения сил, рискованных экспериментов с собственным здоровьем (в 1953 году она за 3 месяца похудела на 30 кг), а также из-за обстоятельств личной жизни карьера певицы оказалась недолгой. Каллас оставила сцену в 1965 году после неудачного выступления в роли Тоски в „Ковент-Гардене“».